Этой публикацией газета “Время” открывает новый проект под названием “Их имена – улицы города”. Он предполагает выход в свет серии статей, посвященных людям, именами которых названы улицы, проспекты, бульвары и площади столицы. В каждой статье читатель найдет историческую справку о выдающихся личностях, самих объектах, иллюстрированную фотографиями.
Считаем открытие новой рубрики необходимым и актуальным, потому что история столичных улиц, да и всего Кишинева, необычна, увлекательна, полна загадок и, к сожалению, мало изучена его жителями. Далеко не все тайны города разгаданы даже учеными. Обращая внимание на самые важные факты из истории кишиневских улиц и великих людей, надеемся, что проект заинтересует читателей.
еудивительно, что первый рассказ посвящен главной улице Кишинева, носящей имя величайшего господаря Молдавского княжества – Стефана III Великого и Святого.
Во многих столицах главные улицы носят имена великих сынов своих отечеств. Эти имена, дорогие сердцу людей, почитаются ими, свято хранятся их потомками. В этом заключается память народа – один из признаков самобытности нации. Однако мало найдется городов, названия улиц в которых прожили такую бурную жизнь, как в Кишиневе. И самая первая из них, как ни странно, цент-ральная улица – проспект Стефана III Великого и Святого.
Возникла эта улица еще в конце XVIII в. как дорога вдоль военного лагеря русских войск, расположившегося в 1789 г. на юго-западной – Галбинской – стороне Кишинева (нынешнего Старого города). Первое название дороги, на которой стоял “милльон солдат” – Миллионная – сохранялось до 40-х гг. XIX в.
Можно по разному оценивать раздел Молдавии между Османской и Российской империями в 1812 г., но бесспорно одно: включение восточной части страны (Пруто-Днестровья) в состав России чрезвычайно положительно сказалось на развитии Кишинева, ставшего сначала областным, а потом и губернским центром.
Начинается интенсивная застройка Верхнего города, названного Александ-ровской частью в честь освободителя Молдавии императора Александра I. В начале века появились и первые дома на Миллионной: здание Духовной семинарии (1813 г.), митрополии с Покровской церковью (1813-30 гг.), Армянское подворье (20-ые гг.), дворцы вице-губернатора и сердара (военного командующего), Гостиный двор (или Красные ряды, сейчас это Центральный рынок), городской и военный госпитали (1817-20 гг.).
Разработанный в 1817 г. архитектором-инженером Озмидовым и уточненный по новой топосъемке 1829-30 гг. генерал-майором Федоровым, первый генеральный план города утверждается императором Николаем I в 1834 г.
Проект предусматривает упорядочение планировки существующей части города и застройки свободных земель. Кварталы Верх-него города имеют прямоугольную форму размером примерно 80х120 м. Новые улицы приобретают географические либо административные названия: Киевская, Подольская, Леовская, Оргеевская, Ясская, Госпитальная, Мещанская, Семинарская, Губернская, Купеческая и др. Главная улица города называется Московской.
Ее обустройство стремительно продолжается. В 1830-36 гг. на месте Плац-парадной площади по проекту профессора Петербургской академии художеств Мельникова строится кафедральный Рождественский собор с колокольней и закладывается Соборный сквер. В 1840-46 гг. сооружается Триумфальная арка (архитектор Заушкевич) в честь победы России над Турцией в 1812 г., получившая в народе название Святые Врата, так как через нее лежал путь митрополита в собор. На углу с Семинарской (сейчас ул. митрополита Г.Бэнулеску-Бодони) открывается Швейцарская гостиница, ныне это муниципальная библиотека им. Б.П.Хашдеу.
В районе современного Оперного театра некогда возвышалась готическая колокольня лютеранской кирхи. А рядом красовался один из домов помещика Варфоломея. В 1877 г. Московскую переименовывают в Александровскую в честь прибытия в город императора Александра II и объявления 12 апреля войны с Турцией. В ходе этой войны, кстати, Румыния, образованная в 1862 г. в составе Турции, обрела государственную независимость. Через сорок лет благодарные румыны снесут памятник Александру II с Соборной площади Кишинева.
Но до 1918 г. на Александровской улице будет построено еще много прекрасных зданий. Некоторые из них сохранятся. Например, дворец семьи Герца – здание реставрируемого многие годы Художественного музея; капелла Святых Константина и Елены мужской гимназии N 2 – Преображенский собор, а в 1962-90 гг. – планетарий; капелла городской больницы – Николаевская церковь; городская дума и управа – кишиневская ратуша, где сейчас располагается мэрия столицы; городской банк – с 1978 г. Органный зал; инфекционная больница, открытая врачом-гуманистом Томой Феодосьевичем Чорбой в 1896 г. и носящая его имя.
Многие великолепные памятники архитектуры утрачены – здание Дворянского собрания (Английского клуба), на его месте сейчас кинотеатр “Патрия”. Или, например, епископский дом, на месте которого (а также митрополии и старой семинарии) в советские годы построен Дом правительства.
В 1871 г. на Мунчештской рогатке построена железнодорожная станция – значение Александровской улицы как основной артерии города возросло. В 1888 г. по ней проложены первые рельсы конки, а в 1913 г. пущен трамвай на электрической тяге. В 1924 г. улица была “почти переименована”, как и многие в то время, да и в это тоже, – из Александровской в Александра Доброго. Очевидно, чтобы было проще переучиваться. Затем, с 1931 г., большая часть улицы (от пересечения с Армянской до Скулянской рогатки) носит имя румынского короля Карла II.
Во время Великой Отечественной войны цветущий Кишинев был разрушен почти до основания, 76 процентов жилого фонда было уничтожено. После войны город отстраивался заново. Центральную улицу встающей из пепла столицы МССР (третьей Молдавской республики) назвали улицей Ленина, с 1952 г. ставшей проспектом.
Реконструированы Дворец культуры (театр им. М.Эминеску), Клуб офицеров (гостиница “Молдова”), Фискальная палата (Технический университет). На месте руин или пустырей построены новые здания: Дом правительства, Министерства внутренних дел и продовольствия, почтамт (от него измеряются все расстояния на дорогах Молдавии), институт “Молдгипрострой”, гостиница “Кишинэу”, Академия наук, ЦУМ (позднее магазин “Детский мир”), дома техники, издательств, моделей, учебные корпуса и общежития мединститута, жилые дома. В 1961 г. с улиц города, в том числе проспекта Ленина, разобраны трамвайные рельсы. Старый кишиневский трамвай сменил новый троллейбус, появившийся в городе еще в 1949 г.
В 70-80-ые гг. XX в. проспект Ленина украшается зданиями Центрального комитета Коммунистической партии Молдавии (теперь Парламент-ский дворец), гостиницы “Интурист” (“Националь”), Театра оперы и балета, Дворца детского творчества, “Молдтелекома”, Министерства сельского хозяйства и пищевой промышленности, Верховного совета МССР (Президентский дворец).
Среди величайших строек конца XX в. выделяется строительство посольства Российской Федерации. Реставрируются или перестраиваются обветшалые дома, появляется множество современных магазинов с шикарными витринами. С начала 90-х гг. проспект Ленина получает новое название.
Сегодня проспект Стефана III Великого и Святого – это визитная карточка Кишинева, главная транспортная артерия города протяженностью 3,8 км, на которой расположены основные административные, культурные, научные учреждения столицы Молдавии. Долгое время (с 1944 по 1990 гг.) имя славного господаря носила Харлампиевская (а ранее Золотая) улица. В 1924 г. она была переименована в улицу 27 марта 1918 г. – день кончины первой Молдавской республики. Теперь улица, разделяющая две части Старого города – Нижнюю и Верхнюю (Средневековую и Александровскую), носит имя деда Стефана Великого – также великого молдавского господаря Александра I Доброго.
Время. 2003. – 25 июля.
Продолжаем, начатую нами в предыдущей статье, прогулку по Кишиневу 1930-х гг., по Александровской улице (ныне пр. Штефана чел Маре).
Обозревая эту улицу, корреспондент бухарестской газеты “Наша речь” риторически спрашивал: “Чем не Европа?” и приводил неопровержимые аргументы: “Асфальтирована и “обульварена” и чуть ли не еженедельно даже поливается. Краса и гордость примара, этого “отца города”, и вообще всех “детей города”.
Впрочем, европейский облик главной улицы главного города Бессарабии отмечали многие и безо всякой иронии. Трамвай, автомобили “лучших американских и европейских марок и до фор-довских “блох”, зеркальные витрины роскошных магазинов с большим выбором товаров, пестрые рекламные вывески, огни кинематографов, отелей, ресторанов… Если на прочих улицах, по выражению А.Вертинского “от пешехода до пешехода можно заболеть”, на Александровской струился человеческий поток, всюду были “скопища людей”. Казалось, что “жизнь Кишинева – жизнь на Александровской”.
Своеобразный стиль этой жизни с обескураживающей наглядностью проявили кафе, служившие газетчикам объектом изучения общественной физиономии города.
Как вспоминает Ирина Львовна Кантакузен, тогда в Кишиневе было много очень хороших частных кондитерских, где можно было заказать торт, выпить чашечку турецкого кофе с различными сортами ликеров.
Всего к концу 30-х гг. насчитывалось десятка два кофеен-кондитерских и кафе, большая часть которых располагалась на Александровской. Назывались они обычно по имени владельца заведения. Иные кофейни существовали с XIX века. Популярные в прошлом, они не утратили своей репутации. Как и горожане начала века, кишине-вец 30-х годов сидел в кондитерской Манькова в Фонтанном переулке, над которой теперь, соответственно духу времени, красовалась надпись “Manicoff”; или – в кофейне Туманова, в бытность успешного маньковского конкурента, перенесшего свое предприятие из Соборного дома на менее выигрышное место на той же Александровской. Появились новые кафетарии и кафе-рестораны с эффектными названиями: “Picadilly”, “Elita”, “Neofitis”, “Regal”…
Безоговорочными симпатиями кишиневцев пользовалось несколько кофеен, куда приходили не просто перекусить, или поужинать в компании приятелей, или устроить воскресный семейный отдых.
Визиты в кафе напоминали ритуал, которому посвящали ежедневный досуг. У постороннего человека, день ото дня наблюдавшего неторопливо шагавшего по Алек-сандровской обывателя, бредущего к Манькову или Туманову, где “терпеливо ждут его такие же медлительные и никуда не спешащие” знакомые, создавалось впечатление, что у жителей этого города всегда “уйма времени”.
Действительно, у оставшихся не у дел служащих, обанкротившихся коммерсантов, молодых “лоботрясов”, каковых в Кишиневе казалось не меньше, чем деловых людей, свободного времени было предостаточно и предпочитали они проводить его в кафе, “смакуя только вкус кофе, который они вчера или третьего дня случайно дома выпили”.
Однако “дежурные” визиты в кофейни являлись привычным времяпрепровождением и чиновников, и представителей, так называемых, свободных профессий – врачей, адвокатов, артистов…
Посещения кафе имели особый смысл: они удовлетворяли потребность в общении. Будучи местом встреч людей своего круга, кофейни заменяли клубы, став маленькими центрами местного общества.
У каждого популярного заведения имелась своя постоянная публика. В каждом в определенные часы, а порой “в любое время дня и ночи”, можно было застать одних и тех же лиц, известных всему Кишиневу. В кофейню Коваля, находившуюся напротив публичного сада, завсегдатаи собирались к полудню. Сюда приходили поговорить, “узнать, что слышно нового на свете”, близко знавшие друг друга люди со средствами : бывший судья, чиновник казначейства, владелец кинема¬тографа…
Многолетним клиентом Коваля был Ф.Ф.Чорба, к приходу которого хозяин освобождал “личный” столик доктора. “Когда Фома Федо-сесвич появлялся в кофейне – вспоминал А.И.Дашков, бывший московский юрист, переменивший в Кишиневе множество профессий, весьма далеких от основной специальности, – то сейчас же, пикою ни о чем не спрашивая, заказывал кельнерше пять-шесть стаканов чаю с соответствующим количеством добавлений (булочек, ватрушек и т.д.) и приглашал всю компанию к своему столику.
Одновременно с этим, кельнерша приносила стакан чаю и что к нему требовалось, и лишь в первый раз мне пришлось спросить, что, собственно, это значит, оказывается, так распорядился Фома Федосеевич. Во время общего разговора сам доктор изредка вставлял два-три слова, а остальное время, улыбаясь, молчал. Ему, видимо, доставляло удовольствие просто человеческое общество”.
На первом этаже Епархиального дома, рассказывает И.Л.Кантакузен, было кафе Замфиреску – “шикарное, с открытой террасой, столиками под зонтиками. Публика, сидевшая за столиками, обозревала прохожих. Там продавались изумительные пирожные, каждое в целлофановой упаковке. Их специально привозили из города Фэгэраш (Карпаты).”
Магазин бухарестской шоколадной фабрики Замфиреску и кафе при нем открылись в 1930 году в Епархиальном доме (нынешних ул. Пушкина и пр. Штефана чел Маре) в помещении магазина колониальных товаров Хесса, переехавшего на Пушкинскую улицу.
“Cafe-Bombonerie” Замфи-реску считалось первоклассным заведением. Его предпочитали “сливки” кишиневского общества. В кафе Замфирсс-ку можно было узнать все городские и политические новости. Радио здесь не умолкало “ни на минуту”, посетителям предлагались газеты, взятые напрокат в соседнем киоске. События обсуждались страстно и темпераментно.
“Здесь каждый столик живет своей особой жизнью, особыми интересами”, – писал журналист об этом “удивительном” кафе. За одним стеклянным столиком решались головоломные кроссворды. За другим – отчаянно флиртовали. За столиком владельца кинематографа “Экспресс” К.Ф.Каламанди говорили “до хрипоты в горле” о политике. В “уголке Шварцмана”, крупного кишиневского домовладельца, – “о кино, о покере, о национальном направлении “Маккаби”, о домостроительстве и об аппетитах банка Урбана”. Служащие конторы “Автотранспорт”, располагавшиеся “на зеленом диванчике под зеркалом, у печки “Зефир”, передавали последние новости Бухареста, преломленные под углом зрения автодвижения по шоссе Кишинев-Оргеев”.
Полной противоположностью элитному кафе Замфиреску была Варшавская кондитерская, находившаяся на углу Михайловской улицы (ныне М. Эминеску).
“Bonbom be Varsovie”, открывшаяся в 1910 году, стала теперь пристанищем спекулянтов. Здесь помещалась, так называемая, черная биржа. На широких тротуарах на углу Александровской и Михайловской, “густо населенных” перекупщиками, всегда царило оживление. Казалось, на этом перекрестке фонтанирует коммерческая жизнь. Люди энергично жестикулировали, “размахивая руками и палками”, спорили, писали “огрызками карандаша”, производили сложные вычисления “на клочках бумажек”, обменивались “дубликатами, чеками, бонами”.
Но всмотревшись пристально в фигуры тех, кто весь день “околачивался” у Варшавского кафе, журналист обнаруживал иллюзорность кипучей деятельности. “Как живут эти люди? Чем живут? Они сами не знают. Все делается случайно. И дела, и заработки”. “Люди воздуха” – так назывались они когда-то. Развитие авиации дало им новую кличку “пилоты”. Если есть еще на свете воздушные замки, то строятся они здесь, у Варшавского. Здесь возникают самые фантастические предприятия. Возникают они в воздухе и в воздухе же и лопаются. Здесь торгуют несуществующими вагонами слив, непродающимися домами, мельницами, заводами.
Но вес всегда были “пилотами”. Вы найдете здесь и бывшего крупного хлебопромышленника, ворочавшего всего 7-8 лет назад десятками миллионов и однажды -после неудачного сезона -оставшегося без гроша. И бывшего крупного поставщика казенных учреждений”.
Для пишущих о социальных проблемах города “люди воздуха”, “пилоты” являлись выразительным свидетельством спада коммерческой жизни.
Замирание экономического пульса Кишинева учел хозяин “Бурсы”, примостившегося рядом с Варшавским кафе в середине 30-х заведения “смешанного типа”, открыв двери для самых разнородных и непритязательных клиентов.
Доживала свой век кондитерская Манькова, в прошлом самая фешенебельная кофейня, славившаяся “первосортным сладким товаром”. Когда-то это было одно из излюбленных мест встречи городского высшего общества. В 30-е годы здесь собирались старики, представители исчезающего дворянского Кишинева, и “золотая молодежь”.
В прессе того времени мирки кишиневских кофеен описывались исключительно в иронических красках.
“Кишинев изобилует талантами мужского, женского и среднего рода, – иронизировал заезжий литератор-эмигрант. – Поэты, беллетристы, артисты, изобретатели кишмя кишат в кафе. Всюду гении, всюду знаменитости”. Газетчики насмехались над местным выражением “сидеть в Манькове”, над привычкой дам ужинать за столиками “непременно” в шляпках: “они твердо убеждены, что этого требует лучший тон”. Изливали желчь по поводу молодых “бездельников”, занимающихся сплетнями, жертвами которых становились мирные обыватели. Кафе называли “самым гиблым местом” в Кишиневе, приписывая ему фатальное действие. “Оно всех нивелирует и всех подводит под один ранжир., лишает людей почета, индивидуальности, яркости и самобытности. Сама обстановка, атмосфера кафе действует разлагающе”.
Кишиневцы на нападки внимания не обращали и кафе любили. Здесь все друг друга знали, знали “сокровеннейшие тайны чужой жизни, точно не только дома Кишинева, но и головы, и сердца кишиневцев стеклянные и решительно ничего ни от кого утаить нельзя”. Жизнь кафе – жизнь на виду у все) была привычна, открыта как и жизнь Александровской улицы.
Вовсе не случайно героя ми поставленного в 1931 году талантливым актером и ре жиссером Василием Вронс ким спектакля-обозрения “Алло, говорит Кишинев» стали и завсегдатаи знамени тых кофеен. Колоритный ми кафе, что называется, про сится на сцену. И легко узна ваемые прототипы персона жей сатирического обозрени гомерически хохотали над собой вместе с битком на бившей зрительный зал пyбликой.